ЛЕКЦИЯ РАЗГОВОРНАЯ ТОНАЛЬНОСТЬ КАК ГЕНЕРАЛИЗОВАННАЯ РЕЧЕОБРАЗУЮЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛЛР (SECE) И ЕЕ ЛИНГВО-КОММУНИКАТИВНЫЕ КОРРЕЛЯТЫ
ЛЕКЦИЯ 6. ТОНАЛЬНОСТЬ ВЫСКАЗЫВАНИЯ: МЕСТО И РОЛЬ ГИПОТЕЗЫ В РЯДУ СООТНОСИМЫХ КОНЦЕПЦИЙ ОБОБЩЕННЫХ ЧЕРТ ЛРР (SECE)
1. Эта проблема до сих пор не рассматривалась. В большинстве работ недавнего времени, посвященных исследованию ЛРР (SECE), их авторы, как правило, не ставили своей целью выявле¬ние, а тем более анализ ее глобальных характеристик, справедливо подчеркивая многоплановость этого явления и малоисследован-ность проблем. Появление ряда новых работ по коллоквиалистике, наряду с общим прогрессом коммуникативной лингвистики, вме¬сте с тем не только способствовало заметному накоплению данных, в том числе и о глубинных структурах SECE, но и стимулировало разработку альтернативных концептуальных подходов к этому фе¬номену. Немногочисленные новейшие исследования, в которых подобные попытки предпринимаются, основываются на теории ре¬чевых актов, лингвопрагматики и философии языка (работы Дж. Остина, Дж. Сирля, Г. Грайса и Дж. Игена); микросоциологической интерпретации дискурса (Э. Гоффман, Е. Щеглов, X. Сакс); антро¬пологии и этнографии (Д. Хаймз, Дж. Гамперц, Ван Дейк); социолингвистики и коммуникативной лингвистики (фундамен¬тальные исследования русской разговорной речи в СССР и за рубе¬жом); лингвостилистики и коллоквиалистики (И.В. Арнольд, Ю.М. Скребнев); теории речевой коммуникации и психолингвистики (А.А. Леонтьев, Е.Ф. Тарасов, A.M. Шахнарович) и других наук. Ре¬левантные аспекты этих и иных концепций по мере возможности учитываются в данном курсе, однако сколько-нибудь подробное их рассмотрение, естественно, не представляется возможным.
Один из существенных и парадоксальных выводов, к которому подталкивают эти исследования, заключается в том, что их авторы с разных сторон (с позиций соответствующих наук) пытаются вникнуть в суть одного и того же явления, обосновать некоторые характеристики ЛРР, которые фактически являются, в свою оче¬редь, лишь частью более общих, генерализованных черт ЛРР. Па¬радокс заключается в том, что многие исследователи, если не все,
интуитивно чувствуют, что действительно есть нечто более общее, глубинное, детерминирующее появление и функционирование ЛРР.
Некоторые ученые идут дальше и дают этому общему свои оп¬ределения, пытаются очертить его границы, однако многое при этом остается неясным, остается за пределами исследований. При¬мером подобного подхода являются, в частности, работы Г.П. Грай-са, которые справедливо рассматриваются в качестве одной из серь¬езных попыток широкого философско-прагматического объясне¬ния функционирования механизма повседневного речевого пове-дения (а, стало быть, в значительной мере и сути ЛРР, поскольку последнюю рельефно характеризуют особенности функционирова¬ния). Г. Грайс, как известно, выдвинул «принцип кооперации» и обосновал постулаты (максимы) количества, т.е. полноты ин¬формации; качества, т.е. искренности суждений; релева¬нтности, т.е. выдвижения лишь тех суждений, которые не нару¬шают логичности начатого разговора, и манеры общения, т.е. ясности выражения мысли, имея в виду не столько то, что гово¬рится, а скорее то, как это говорится (Грайс, 1985).
Наблюдения показывают, что эти постулаты действительно ле¬жат в основе повседневного вербального общения, могут рассмат¬риваться в качестве неких логико-прагматических универсалий практически любого развитого языка. Однако они рассчитаны на оптимальные условия коммуникации и идеальных партнеров. В реальных условиях некоторые постулаты нередко нарушаются, ча¬стично или полностью, — на это указывает сам Г. Грайс. Нетрудно представить себе, например, нарушение постулата «количества»1 в тех случаях, когда говорящий излишне говорлив или «переполнен» новостями и заинтересован довести их во всех подробностях, а слу¬шающий ограничен временем, спешит или частично находится в курсе тех событий, о которых ему собираются рассказать. Вместе с тем существенно, что нарушение отдельных постулатов не ве¬дет автоматически к элиминации главного «принципа коопера¬ции», сформулированного Г. Грайсом. Об этом говорится во мно¬гих исследованиях, например, в работе Ч. Гудвина, полагающего, что «для успешного ведения разговора от его участников требуется не только продуцирование высказываний, но и координирование своей части разговора с высказываниями собеседника в направле-
* О принципиальном нарушении постулата количества (поскольку «так приня-то») в малагасийском языке упоминается в труде Дж. Ричардса и Р. Шмидта (Richards et al, 1983:124).
нии, благоприятствующем ведению беседы» (Goodwin, 1981: IX). Еще более категоричен Р. Уордхо, утверждающий, что «разговор — это... прежде всего «кооперативная акция» (Wardhaugh, 1985: 1). По¬стулаты в понимании автора — явление сложное, имеющее не толь¬ко поверхностную, но и глубинную структуру. Так, в следующем примере на первый взгляд нарушен постулат релевантности:
Mother. There's a phone, Bill! Bill: I'm in the tub, Mom. Mother: O.K., sonny.
Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что принцип релевантности здесь сохранен, поскольку реализована логико-структурная формула: апелляция —*■ стимул -*■ реакция (объяснение невозможности вступить в контакт -»
· удовлетворение объяснением: завершение речевого контакта).
Несмотря на обобщающую силу и убедительность постулатов Г. Грайса, они, видимо, не могут все же рассматриваться в качестве ге¬нерализованных черт ЛРР. Во-первых, в силу абстрактности и воз¬можности реализации лишь в идеальных условиях общения, без учета личностных характеристик общающихся, особенностей жан¬ра и типа дискурса; во-вторых, в силу множественности положений (сам Г. Грайс, в дополнение к указанным, обосновывает еще три постулата, относящихся к «иной природе»; он называет их постула¬тами эстетическими, социальными и моральными); в-третьих, по¬тому, что реализация указанных максим соотносима не только с ус¬ловиями непринужденного общения (хотя они более подходят для него), но и с ситуациями официального речевого обмена с исполь¬зованием КЛЯ, а это затруднило бы идентификацию явлений, от¬носящихся к ЛРР.
В то же время «принцип кооперации» не может не привлечь к себе пристального внимания, ибо в основе любого коммуникатив¬ного акта с использованием форм ЛРР действительно просматри¬вается стремление обоих партнеров (или хотя бы одного из них1) к доброжелательной интеракции, лежащей в основе кооперации. К сожалению, «принцип кооперации» трактуется автором в терминах логики и философии языка в отрыве от конкретных социокультур¬ных условий. Не ясно также, каким образом он материализуется в структурном плане на основных уровнях языка.
1 Несовпадение желаний к проведению речевого обмена на начальной стадии КА (говорящий инициирует разговор, слушающий пока не настроен на него) —не столь уж редкое явление в ЛРР.
Подводят к пониманию тональности общения и некоторые другие исследования. Так, говоря о дискурсе и анализируя внутрен¬ний механизм функционирования речи, Р. Лакофф выделяет в ка¬честве важнейших его составляющих четыре принципа: принцип рациональности (the principle of rationality): говорящий предположи¬тельно высказывает разумные вещи, а если слушатель что-то недо¬понимает, он винит в этом прежде всего себя; принцип «выгоды» (the principle of benefit): коммуникант настроен на получение какой-либо информации и/или на удовлетворение чувственно-эмоцио¬нальных и иных потребностей; принцип ясности изложения (the rules of clarity) и принцип взаимопонимания и согласия (the rules of rapport).
В то время как принцип ясности изложения обычно реализует¬ся с помощью вербального кода, принцип взаимопонимания часто осуществляется с помощью невербальных средств1. По мнению РЛакоффа, в повседневном общении «получение эмоционального удовлетворения оказывается большим благом, чем получение ин¬формации» (Lakoff, 1983: 309). Автор делает существенный вывод о том, что в случае необходимости выбора между «максимальной яс-ностью изложения» и «оптимальным благом», в тех случаях, когда первое сопряжено с известным травмированием чувств слушателя, предпочтение отдается принципу взаимопонимания. «Одна из причин того, что мы нередко выражаемся не столь ясно, как смог¬ли бы, заключается в том, что мы опасаемся нарушить принцип взаимопонимания и согласия...» (там же).
Как видно, суждения Р. Лакоффа перекликаются с «принципом кооперации» Г. Грайса, акцентируя, в частности, положение о, том, что участники КА в повседневном общении (потенциально) заин¬тересованы в установлении и поддержании взаимовнимательного, доброжелательного контакта. Подкрепляют высказываемые поло¬жения и некоторые изыскания, ведущиеся продолжительное вре¬мя в психолингвистике. Психолингвисты давно уже подметили су-ществование «феномена коидентификации», заключающегося в том, что при вступлении в разговорный контакт его участники ав¬томатически подстраиваются друг к другу, и это проявляется не только в специфике используемых ими речевых форм, но и в осо-белностях использования ими проксемии, времени ведения рече¬вого контакта и продолжительности реплик, выбора моментов для включения в разговор и выхода из него, в следовании ролевым
1 Уместно напомнить высказывание А.М. Пешковского: «...чем меньше слов, тем меньше недоразумений» (Новое в лингвистике. 1984. Вып. XIV, с. 538).
предписаниям или отказа от них, навязывании своей воли или под¬чинении воле собеседника и т.п.
Подобная взаимная синхронизация речевого и внеречевого по¬ведения, детерминируемая социокультурными и ситуационными факторами, лежит в основе национально-окрашенного и традици¬онного стиля общения, который, по словам Н. Маркела, «прокла¬дывает русло, по которому движется поток диалогического обще¬ния» (Markel, 1983:149).
Наш собственный жизненный опыт подсказывает, что мы вспо¬минаем о том или ином разговоре не только потому, что в нем го¬ворилось, но и, главным образом, в каком «ключе» он проходил. В повседневном общении мы подсознательно чувствуем избранную коммуникантом тональность, и это нередко запоминается надолго. В данном случае речь идет не столько об исходных установках об¬щения, сколько о так называемом «чувственном осадке» (residual feelings), остающемся у нас в душе спустя некоторое время после коммуникативного акта. Это могут быть приятные воспоминания, связанные с чувством удовлетворения, или то, что мы склонны на¬зывать «неприятным осадком». Наиболее огорчительным послед¬ний бывает в тех случаях, когда, по нашему мнению, говорящий допускает некий «перехлест», руководствуясь более строгой (офи¬циальной, жесткой и т.п.) установкой, чем заслуживают обстановка общения, ролевые предписания, степень обоюдного знакомства1.
Наиболее последовательный комплексный подход к выявле-нию сущностных характеристик, так называемых «детерминантов» ЛРР, демонстрируют авторы упоминавшейся монографии «Рус¬ская разговорная речь» (Земская и др., 1973, 1981, 1983). Однако, с учетом потенциальных и фактических различий в положении рус¬ской и английской разговорной речи в соответствующих системах национальных языков, даже априорно напрашиваются необходи¬мые коррективы в оценке и месте обоснованных авторами речеоб-разующих факторов, если брать SECE. Исследования SECE свиде¬тельствуют, в частности, о том, что некоторые из постулируемых «детерминантов» в условиях Великобритании ведут себя по-иному, а некоторые из них не столько детерминируют, сколько предопре¬деляют появление литературнр-разговорной речи, к тому же не ис-ключая использования альтернативных форм ОРР, в большей сте¬пени коррелирующих с подобными детерминантами.
Так, комбинированный детерминант непринужденности рече-
Убедительная трактовка этой проблемы дается в труде Р. Уордхо (Wardhaugh, 1985).
вого акта (по мнению авторов, создаваемый: «а) наличием неофи¬циальных отношений между говорящими, б) отсутствием установ¬ки на сообщение, имеющее официальный, в том числе публичный характер, в) условиями, в которых протекает речевой акт: послед¬ний не должен нарушать неофициальность обстановки» (там же), — безусловно важнейший фактор реализации ЛРР. Однако его роль в инициировании ЛРР в языковой ситуации в СССР и в Вели¬кобритании различна, как различны у них и у нас и понятие «не¬принужденности». Поверхностная аналогия здесь неуместна. Сле¬дует иметь в виду, что этико- (социо-) психологическая категория «непринужденности» речевого поведения в Англии неразрывно и постоянно ассоциируется с правилами хорошего тона, она воспи¬тывается с детства и обычно присуща (хотя в различной степени) представителям различных слоев населения. В этом наглядно убеждает свободная раскованная манера речи «человека с улицы» в программах ВВС —TV (а также многочисленные свидетельства очевидцев, побывавших в Англии), как и упоминавшийся coffee talk style при чтении лекций в университетах.
Правда, встречаются и противоположные мнения. Так, Дон Бирн (Byrne, 1976) в своей книге утверждает, что человек испыты¬вает чувство смятения и страха ("stage fright") каждый раз, когда ему предлагается микрофон для того, чтобы он выступил перед боль¬шой аудиторией. Однако знакомство с содержанием и направлен¬ностью этого труда подсказывает, что подобные высказывания, ви¬димо, нужны автору в качестве весомого аргумента в пользу овладе¬ния искусством публичных выступлений, основам которого посвя¬щена его книга. Кроме того, stage fright обычно быстро проходит. Более соответствующими британской действительности представ-ляются суждения, высказанные выше. Это находит свое подтверж¬дение также в следующем симптоматичном утверждении Дж. Бра¬ун: «Процесс демократизации, затронувший Би-Би-Си, британские университеты и другие государственные и общественные институ¬ты, привел к очень значительным изменениям в подходе к пуб¬личным выступлениям. Эти трансформации проявляются ныне у большинства ораторов, в особенности у молодых. Официально-ри¬торический стиль общения с аудиторией почти прекратил свое су¬ществование в сфере общественной коммуникации. Ему на смену пришел стиль неформального, «разговорного общения» ("chatty style"), которого придерживается ныне большинство выступающих. Суть этого стиля в том, что оратор как бы утверждает собой образ человека доступного, дружелюбно настроенного к аудитории, к ко¬торой он обращается. Этот образ разительно отличается от образа
человека, символизировавшего «олимпийское спокойствие» трид¬цать лет тому назад. Эти изменения коснулись не только ораторов, обращающихся к публике непосредственно, но и тех, кто ныне вы¬ступает по радио и телевидению»1.(Вго\уп, 1984:3)
Таким образом, не отвергая по существу важную речеиниции-рующую роль фактора непринужденности в реализации SECE в британских условиях, нельзя не видеть, что этот феномен по-разно¬му реализуется в русском и английском языках и что в последнем случае он прослеживается не только в разговорной речи, но и, в из¬вестной мере, в современной публичной речи, а это затрудняет идентификацию ЛРР. Учитывая сказанное, вряд ли можно тракто¬вать «непринужденность» как «детерминант» SECE — скорее это одна из предпосылок, благоприятствующих ее появлению. Очевид¬но также, что социопсихологическая природа фактора непринуж¬денности значительно сложнее, чем можно было бы предполо¬жить, исходя из условного ассоциирования ее с неофициальностью и противопоставления официальности. Нельзя забывать о дейст¬вии других взаимосвязанных с ней факторов, например, фактора целеустановки. По наблюдениям исследователей, вариабельность установки может существенно повлиять на манифестацию непри¬нужденности, о чем будет сказано ниже.
Наконец, нельзя не отметить, что непринужденность сама по себе принципиально не исключает появления форм КЛЯ2.
Требует критического осмысления и такой фактор, как «отсутст¬вие установки на сообщение, имеющее официальный, в том числе публичный характер» (об этом подробнее говорится в лекции, по¬священной тенденциям к разговорности в СМК). Забегая вперед, укажем, что именно в этом пункте, связанном с установкой выска¬зывания, сходятся, на наш взгляд, главные пути к пониманию сути ЛРР, хотя авторы «Разговорной речи» рассматривают его в одном ряду с другими детерминантами, подчеркивая, что «... выделение одного из признаков РР в качестве ведущего ... представляется (им) неправомерным» (Земская и др., 1981:57).
Анализируемые детерминанты разнородны, они лишены объе¬диняющего начала. В то время как входящая в компонент непри¬нужденности неофициальность общения, а также факторы непод-
1 Последнее замечание, как мы увидим ниже, принципиально важно для характе¬ристики современной радио- и телевизионной речи, для идентификации тенденций к разговорности в языке средств массовой коммуникации вообще.
Недаром психологи давно уже выделяют оптико-графический тип людей, пред¬почитающих КЛЯ даже в непринужденных условиях общения.
готовленное™ и непосредственного участия коммуникантов в КА скорее относятся к экстралингвистическим условиям коммуника¬ции, установка на тот или иной вид высказывания (судя по формулировкам авторов труда, также входящая в компонент не¬принужденности), фактически не является чем-то внешним по отношению к речевому произведению. Как уже отмечено выше, она лежит в основе формулирования высказывания.
Между тем было бы несправедливо не отметить, что комплекс¬ный подход авторов монографии к идентификации ЛРР и основа¬тельный анализ ими различных параметров непринужденной ре¬чи серьезно приближает исследователя к пониманию сути ЛРР во¬обще, SECE как функционально-структурного варианта современ¬ного английского литературного языка, в частности.
Сказанное выше стимулирует поиск иных подходов к выявле¬нию сущности ЛРР. В этом смысле все большее внимание ученых привлекает идея (гипотеза) о существовании такой генерализован¬ной черты ЛРР, как «тональность высказывания» (дискурса, тек¬ста). И хотя появление этой гипотезы уходит корнями в историю, а в научном интересе к ней можно отметить и взлеты и падения, серьезная разработка проблемы едва ли насчитывает полтора-два десятилетия. Аккумулируя по крупицам (с разных направлений) релевантные данные, эта гипотеза становится все более стройной и убедительной, хотя далеко не во всем бесспорной. Очертания этой концепции проступают в новейших изысканиях сущностных ха¬рактеристик ЛРР в рамках паралингвистики (в частности, супрасег-ментной фонетики), функционально-структурной лингвистики ре¬чи и анализа дискурса. Судя по всему, эта гипотеза не беспочвенна, она может рассматриваться наряду с упоминавшимися выше.
2. Самый простой ответ на вопрос о том, каковы глубинные «пружины», приводящие к появлению ЛРР, отграничивающие эти формы и от КЛЯ и от внелитературных образований, заключается в том, что, как носители литературного языка, мы интуитивно не только чувствуем разницу между ними, но и почти безошибочно (и без видимых усилий) используем ту или иную разновидность в со¬ответствующей коммуникативной ситуации. Как указывает Б. Гав-ранек: «На практике, отвлекаясь от крайних случаев, всегда можно без затруднений отличить выражения, принадлежащие обиходно-разговорной речи, от выражений просто разговорной речи» (Гавра-нек, 1967:358).
Многие лингвисты и практики приходят к выводу, что детер-минирующим фактором при этом является тональность общения. Появление регламентированных форм КЛЯ обычно ассоциирует-
ся с официальностью отношений и строгой, холодной и нейтраль¬ной тональностью речи. В то же время разговорную речь, как пра¬вило, характеризует непринужденность, неофициальность отноше¬ний, нейтрально-дружелюбная, интимная окраска речи. По мне¬нию Дж. Тернера, «мы чувствуем прохладный тон фразы 'Джон за¬нимается бегом' ничуть не хуже, чем понимаем ее суть» (Turner, 1977:12).
Подчеркивая исключительную важность учета фактора тональ¬ности для понимания смысла высказывания и значения проблемы для лингвистики, русский языковед А.М. Пешковский говорил: «Мы все непосредственно чувствуем, что мелодия — это тот фокус, в котором скрещиваются и ритм, и синтаксис, и словарь, и все так называемое 'содержание'» (Цит. по Антиповой, 1984: 52).
Известны различные толкования понятия «тональность»1: от широкого, граничащего с понятием «стиль» (например, тональ-ность художественного произведения2), до узкоспециального, тра¬диционно используемого в фонетике: 1. «То же, что интонация. 2. Высота звука, характеризующая гласный в нормальной шкале вы¬сот» (Ахманова, 1966:477).
В данной работе под тональностью высказывания (усл.) пони¬мается комплекс формально-содержательных вербальных и невер¬бальных характеристик речевого произведения (высказывания, ди¬скурса, текста), регулярно реализующийся в нем в аналогичных си¬туациях общения. Выше (см. Вводную лекцию) говорилось о на¬шем понимании терминов «дискурс» и «текст» применительно к проблеме ЛРР.
При определении понятия «тональность высказывания» исхо¬дим из того, что:
а) Это объективно существующее явление, поддающееся иден¬тификации и структурному анализу не только на интуитивном уровне, но и, в последнее время, инструментально (с помощью со¬ответствующей аппаратуры и апробированных методик исследова¬ния) — см., например, изыскания Дж. Лейвера (Laver, 1985). Дж. Тернер, в свою очередь, ссылается на возможность использования данных лингвостатистики (Turner, 1977).
I
Для целей термин (из-за многозначности и нежелательных ассо-циаций с обыденным пониманием тональности, типа «тональность дружеская» и пр.) не очень удачен. К сожалению, не удовлетворяют и аналоги типа «окраска высказыва¬ния». Вопрос о более адекватном термине пока остается открытым.
2 О большом значении, придаваемом писателями тональности повествования, сви¬детельствуют многие факты. Известно, например, что, работая над «Пармской оби¬телью», Стендаль ежедневно прочитывал по 2 — 3 страницы Гражданского кодекса.
112
■ б) Это явление комплексное, не сумма и не набор различных конституентов языка как орудия мышления и коммуникации, а их сплав, результирующая взаимодействия внешних (экстралингви¬стических) и внутренних факторов, детерминирующих конкрет¬ный коммуникативный акт. Комплексность проявляется также в том, что она материализуется в определенном способе организации высказывания, в использовании определенного (хотя и вариатив¬ного — в рамках непринужденного общения) набора фонетиче¬ских, просодических, лексико-семантических, грамматических, структурно-прагматических и иных ресурсов языка. Тональность высказывания служит некоторым фильтром, накладывая функциональные и стилистические ограничения на выбор указан¬ных средств (при кажущейся их неограниченности). Как подчерки¬вают Р. и С. Сколлон (Scollon et al, 1983: 162), «мы все отдаем себе от¬чет в том, что существует такой феномен, как 'тональность'». И да¬лее, говоря о материализации тональности, добавляют: «Этот фено¬мен может быть реализован с помощью просодической системы интонации, уровня громкости, движения высоты тона. Он реализу¬ется также с помощью грамматических средств, изменением по¬рядка слов или морфологически, путем добавления словоформ, суффиксов или префиксов, когда последние делают высказывание более экспрессивным» (там же). К сожалению, авторы сочинения ограничивают анализ тональности уровнем микроконтекста, от¬дельного предложения.
в) Поскольку коммуникативный акт с использованием речевых форм ЛРР - это, прежде всего, интеракция, т.е. определенное взаи¬модействие коммуникантов, в ходе которого решаются не только речевые, но и неречевые цели, для достижения которых субъект вынужден использовать весь арсенал вербальных и невербальных средств, учитывать не только обстановку и когнитивно-ценностные параметры объекта, но и его эмоционально-чувственную сферу, то-нальность высказывания органически связана с социопсихологиче¬скими аспектами общения. Между тем, суть общения и речи, рас¬сматриваемых с позиций деятельностного подхода, взаимодейст¬вием (тем более понимаемым абстрактно) не ограничивается. Как утверждает Е.Ф. Тарасов, «речевое общение коммуникантов... по схеме S -»■ О (т.е. субъект -*■ объект. — Г.О.) может быть описано только в том случае, если оно анализируется сначала с позиций од¬ного коммуниканта, а затем с позиций второго. В таких дополни¬тельных (в смысле Н. Бора) моделях могут быть учтены субъек¬тивные идеальные образования, принадлежащие каждому комму¬никанту. Корректная модель речевого общения, построенная с по-
зиции наблюдателя, должна интегрировать эти дополнительные модели» (Тарасов, 1984: 118). Отсюда ясно, что тональность оказы¬вает психологическое воздействие не только на объект, но и на субъект речи. Дело в том, что под действием закономерностей (и неписаных правил) непринужденного речевого общения успех лю¬бой интеракции в конечном счете обеспечивается взаимным стремлением коммуникантов к дружескому контакту, к сглажи¬ванию отдельных моментов недопонимания, вспышек досады и т.п.
«...В нашем обществе, — указывает М. Стаббс (Stubbs, 1983: 241), — существует правило, которое требует, чтобы интеракция прохо¬дила гладко, без затруднений. Поэтому пауз умолчания следует из¬бегать, а отдельные моменты недопонимания друг друга должны быть сглажены. Коммуниканты моментально реагируют на любые отклонения от ведения беседы в этом ключе, предпринимая (если необходимо, отчаянные) попытки, чтобы «восстановить ритуаль¬ное равновесие» ("ritual equilibrium"). M. Стаббс далее подчеркивает, что «отчаянные попытки» фактически излишни, поскольку в этом случае начинает действовать механизм саморегуляции интерак¬ции, по образному выражению автора, «тщательно отрегулирован¬ный термостат, поддерживающий коммуникацию в желательном температурном режиме» (там же).
г) Тональность детерминирует не только протекание интерак¬ции, она прослеживается также в «остаточном психологическом восприятии» (residual feelings — по Р. Уордхо) коммуникантами только что завершившегося речевого контакта (Wardhaugh, 1985: 3). По собственному опыту каждый из нас может вспомнить о чувстве удовлетворения или досады, радости или горечи («после разговора остался нехороший осадок...»).
Приведенные высказывания исследователей ЛРР подтвержда¬ют комплексную природу тональности, в частности, ее (социо) пси¬хологический аспект. Подобным же образом можно было бы про¬иллюстрировать ее связи с социокультурным и социоисториче-ским фоном. Достаточно сопоставить, например, общую тональ¬ность фрагментов речи носителей Standard English и Cockney, пред¬ставителей старшего поколения и школьников, священнослужите¬лей и дискжокеев и тд. и т.п. Даже не вникая в смысл высказыва¬ний, можно без труда обнаружить, что подобные речевые произве¬дения рельефно дифференцирует различная тональность, корре-лируемая в данном случае с социолингвистическими факторами. Естественно, легче констатировать наличие различий (это делается интуитивно), чем определить суть тональности, ее внелингвисти-
ческие и собственно лингвистические составляющие. Но именно последнему и посвящены последующие лекции.
Одним из возможных путей трактовки тональности высказыва¬ния как генерализованной черты ЛРР (проявляющейся и в процес¬се высказывания и в его конечном результате — тексте) может быть рассмотрение этого явления в терминах целеустановок (ин¬тенций,, мотиваций) высказывания, поскольку тональность мате¬риализуется в речи именно через призму установки. Приблизи¬тельное (и максимально упрощенное) представление об этом мо¬жет дать следующая схема:
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФОН
говорящий слушающий
мотивы вербальный код У\ интенция
СИТУАЦИЯ ОБЩЕНИЯ |
тональность высказывания
тональность высказывания
Иначе говоря, на тональность высказывания (текста, дискурса) оказывают влияние: социокультурный фон, параметры коммуни¬кативной ситуации (экстралингвистические предпосылки), социопсихологические характеристики участников коммуникатив¬ного акта. В свою очередь, тональность выступает и как «детерми¬нант» речевого кода конкретного КА.
Органическая связь внутреннего мира человека, его психофизи¬ологической структуры со специфическими речевыми манифеста¬циями, присущими ему как индивидууму и как члену социального и языкового коллектива и преломляющимися через призму интен¬ций и установок, подмечена еще В. Гумбольдтом. С присущей ему наблюдательностью и глубиной он отмечал: «Может ли то, что дви¬жет человеком изнутри и извне, обратиться в язык — это зависит от живости языкового сознания, превращающего язык в зеркало мира. Степень глубины восприятия, с которой это происходит, за¬висит от ясности и тонкости духовного настроения и от силы вооб-
ражения, с которой человек, пусть сам недостаточно ясно это созна¬вая, влияет на свой собственный язык» (Гумбольдт, 1985:400).
Несколько ниже, говоря о смыслоразличительных свойствах речи и их восприятии, В. Гумбольдт подчеркивает: «...определение членораздельного звука только по его физическим признакам, без внимания к интенции или результату произнесения кажется мне невозможным» (Гумбольдт, 1985:410).
Если под установкой понимать «состояние предрасположенно¬сти субъекта к определенной активности в определенной ситуации» (Советский энциклопедический словарь, 1980:1402), то совершенно очевидно, что она присуща коммуникантам при подготовке и реа¬лизации любого высказывания, любой «активности».
Как метко подмечает Э. Симанс, «...мир не изменится от того, какого цвета галстук - синий или красный — предпочтет коммуни¬кант, но каждый раз за этим выбором просматривается вполне оп¬ределенная установка» (Seamans, 1981:158).
Связь между организацией речевых манифестаций и целеуста-новками высказываний четко прослеживается в «Русской разговор¬ной речи». Говоря о выборе говорящим РР, а не КЛЯ, авторы преж¬де всего упоминают об отсутствии установки на сообщение, имею¬щее официальный, в том числе публичный, характер (Земская и др., 1981). Иными словами, установка на официальность при про¬чих равных условиях детерминирует появление КЛЯ, а отсутствие таковой — ЛРР.
Нельзя не отметить, что в этом пункте авторы не одиноки. С ними солидарны некоторые другие лингвисты. Положение о том, что ЛРР проявляется в тех случаях, когда говорящий «не чувствует никаких ограничений», что особенностью устной РР является «не¬вразумительность, нелогичность, беспорядочность общения и не¬грамотность» и т.п. (Беркнер, 1978: 27), стало почти аксиомой.
Не имея возможности для развернутой полемики, укажем на принципиальные возражения и обоснуем свое понимание пробле¬мы. Сосредоточимся, прежде всего, на пункте «установка». По на¬шему мнению:
а) Дихотомия «установка — отсутствие установки» неправомерна ни с точки зрения логики суждений, ни (и это главное) с точки зре¬ния реального соотношения связанных с установкой корреляций мышления (сознания) и речевых манифестаций. В самом деле, ис¬ходя из марксистского понимания установки, приведенного выше, последняя существует во всех случаях вхождения коммуникантов в речь. Не вызывает сомнения, что официальность, строгость комму-никативной ситуации в конкретной «социокоммуникативной сис-
теме» (термин А.Д. Швейцера) побуждает участников общения к использованию речевых форм, соотносимых с подобной обстанов¬кой, в данном случае — регламентированных форм КЛЯ, ибо это соответствует сложившимся социопсихологическим стереотипам речевого поведения. Но в реальности, даже в рамках официального общения, в ходе одного КА нередки переходы от официальности к непринужденности и наоборот. Более того, для многих ситуаций общения (на приеме у врача, начало официальных переговоров и т.п.) подобные переходы, вызывающие смену речевого кода, ти¬пичны. По логике авторов «Речи», в этих случаях «установка» чере¬дуется с «ее отсутствием», затем (в случае необходимости) вновь возникает «установка». Логичнее предположить, что смена кода здесь вызывается использованием не одной (единственной), а раз¬ными установками. Это особенно наглядно прослеживается при просчете в выборе установки, о чем говорит следующий тривиаль¬ный пример из разговора по телефону (Е — студент, НП — отец со¬курсника Е):
Е: Алло? Привет, старик! Ну как, толкнул «зарубежку»?... НП: Это ты, Женя? Миши нет дома. Е: Э-мм, простите...
НП: Он будет что-нибудь через полчаса. Ты что хотел? Е: Извините, Николай Петрович... Передайте, пожалуйста, чтобы он мне позвонил.
Не требуется специального анализа, чтобы установить момен¬тальную смену установок: установка на фамильярно-дружеское об¬щение, поддержанное в речи элементами студенческого жаргона -*■ установка на официально-вежливое общение, материализуемая ре¬гламентированными формулами речевого этикета. Последние на¬глядно подтверждают реальность существования различных целе-установок, достаточно вспомнить, например, таки
