Традиционные грамматики английского языка при описании синтаксиса ограничивались, как известно, уровнем одного или не¬скольких предложений, обычно заимствованных из художествен¬ной литературы или придуманных авторами труда. Предложение, иллюстрировавшее то или иное правило грамматики, рассматрива¬лось в качестве основной единицы синтаксического анализа. Этого было достаточно до выхода грамматик на уровень текста и станов¬ления коммуникативно-прагматического подхода к анализу языка. При коммуникативном подходе предложение не может рассматри-ваться в качестве основной единицы анализа дискурса прежде всего потому, что оно является категорией языка как системы, рассмат¬риваемой в статике, в отрыве от реального функционирования. В связи с этим некоторые лингвисты полагают, что основной (пер¬вичной) единицей является структурный коррелят предложе¬ния — высказывание, т.е. речевое произведение, формально-содер¬жательные характеристики которого органически связаны с ситуа¬цией конкретного КА.

Минимальной единицей при этом, по мнению Г.В. Колшанско-го (1968), может быть высказывание особого рода, структурно соот¬ветствующее сложносочиненному предложению, поскольку в нем просматривается наличие «равнопорядковых предикаций», приво¬дящее не к «внутриграмматическому единству, а к единству второ¬го уровня, т.е. объединению самостоятельных высказываний». Поэ¬тому, считает Г.В. Колшанский, «сочинение надо признать мини¬мальным текстом».

Аналогичного мнения, очевидно, придерживается Ю.М. Скреб-нев, исследование которого фактически базируется на концепции высказывания.

Для выявления синтаксических особенностей ЛРР, в частности, манифестации разговорной тональности SECE, нужны особые, присущие этому феномену подходы. Высказывание в том понима¬нии, как указано выше, может рассматриваться лишь в качестве минимальной структурной единицы вербального общения, по¬скольку любой более или менее завершенный речевой обмен состо¬ит из сочетания отдельных (минимум — двух) реплик-высказыва¬ний участников КА. Вместе с тем, феномен ЛРР и даже каждый конкретный относительно законченный коммуникативный акт не

 

сводим к сумме отдельных высказываний так же, как относительно законченный текст не сводим к инвентарю составляющих его пред¬ложений и абзацев. Кроме того, в реальном речевом произведении иногда чрезвычайно затруднительно идентифицировать структур¬ные составляющие (sentences, clauses), что видно из следующего примера:

...it's quite nice the Grassmarket since + it's always had the antique shops but they're looking + they're sort of + em + become a bit nicer...

Адекватное понимание фрагмента, подобного этому, как видно, требует гораздо большего, чем Анализ его структуры: нужна более или менее исчерпывающая информация об участниках данного КА, обстановке, мотивациях и интенциях говорящего и слушаю¬щего, их аксиологической ориентации, уровне владения речью и т.д. и т.п. Иначе говоря, структурно-синтаксические особенности ЛРР адекватно могут быть выявлены лишь на основе комплексно¬го анализа относительно законченного речевого произведения, ре¬ального коммуникативного акта, по сути диалогичного, т.е. предпо-лагающего наличие говорящего (пишущего), слушающего (читате¬ля) и соответствующих условий общения. Как уже указывалось вы¬ше, подобное речевое произведение ныне квалифицируется линг¬вистами как явление дискурса. В данном случае нас интересует не дискурс вообще (включая речевые акты КЛЯ), а разговорный дис¬курс, т.е. относительно законченные речевые произведения informal English, SECE.

За единицу анализа разговорного дискурса нами принимается фрагмент реального дискурса SECE (discourse chunk), материализу¬ющий те или иные существенные черты ЛРР и отличающийся от аналогичных фрагментов кодифицированной или внелитератур-ной речи. Специфика разговорного синтаксиса на уровне дискурса материализуется как в плане содержания, так и, особенно, в плане выражения, в плане использования предпочтительных (для раз¬личных типов и жанров SECE) структур. Она прослеживается так¬же в плане различий (в сопоставлении со Standard English) в спосо¬бах линейного развертывания речевой цепи.

В плане содержания разговорный дискурс (в сопоставлении с дискурсом Standard English) тяготеет ко второй составляющей сле¬дующих логико-содержательных оппозиций: общее/частное; абст¬рактное/конкретное; «известное»/«неизвестное, новое»; информа¬тивно-насыщенное/информативно-разреженное и т.п.

Характерной особенностью реального разговорного дискурса является, по определению К. Фостер и Ч. Моррис, low density of

 

information (Foster et al, 1982), т.е. относительно невысокий уровень информативности высказывания. Это можно проиллюстрировать следующим примером:

(высказывание молодой женщины-англичанки о распределе-нии обязанностей мужчины и женщины дома)

Dilys: Well, of course, nowadays it... it's not true any more that men go out to work and women don't because most working-class women ... ahm ... either go out to work or have to go out to work. And yet still the pattern remains that most men come home to a house and to a woman where everything is expected. She... she is expected to do everything...

Interviewer. Uhum.

Dilys: ...for the man. She is expected to look after the house, look after the children... organise the cooking and the cleaning and the rest of it.

Смысл этого пространного высказывания можно было бы выра-зить одной фразой: «как и раньше, женщина «надрывается» и на работе и дома». Пассаж, однако, заполнен многочисленными по¬вторами (дословными и контекстуальными), элементарно понят¬ное в контексте высказывания everything без необходимости «рас¬шифровывается» (to look after the house ... cooking, etc.), синтаксис высказывания рыхлый, некомпактный. Информативная разрежен¬ность разговорного дискурса становится еще рельефнее при сопо¬ставлении его с регламентированным письменным дискурсом КЛЯ. Возьмем для сравнения краткий фрагмент из газеты:

A man who turned into a human torch ten days ago after snoozing in his locked car while smoking his pipe has died in hospital. (77ze Evening News, Edinburgh, 22 April, 1982)

Придерживаясь известной формулы подачи кратких ново¬стей в английской газете (5W+H), автор заметки в одном распрос¬траненном сложноподчиненном предложении сумел передать зна¬чительный объем информации о том, что, с кем, когда случилось, каков исход случившегося и какова причина, не говоря уже о мани¬фестации побудительных мотивов высказывания (привлечение внимания читателя) и воздействии на читательскую аудиторию (своего рода предупреждение о недопустимости подобного поведе¬ния водителей индивидуального транспорта).

«Рваный синтаксис» (если пользоваться определением исследо¬вателей русской РР) присущ значительной части, если не боль¬шинству неподготовленных речевых произведений SECE. Об этом свидетельствует следующий пример — один из многих, предлагае¬мых Дж. Браун и Дж. Юлом (Brown et al, 1983:18):

 

...actually I was coming down the Grassmarket + today and + it's quite nice just now the Grassmarket since + it's always had the antique shops but they're looking + they're em become a bit nicer and they've got the fair down there too which is + the Grassmarket Fair on the left-hand side + it's an open-air market + er not an open-air market it's an indoor market on the left-hand side you know.

Первое впечатление от этого дискурса таково, словно записана

речь полуграмотного человека. Между тем, говорящая — молодая

образованная женщина. Импульсивное развертывание речевой це¬

пи отражает, очевидно, ее стремление более точно передать инфор¬

мацию в ограниченное время: отсюда непрерывная доработка вы¬

сказывания, хезитация, уточнения. Внимательный анализ дискур¬

са показывает, что он содержательно структурирован: вначале гово¬

рящая называет предмет разговора (она собирается поделиться

впечатлениями об известном шотландском районе Эдинбурга — the

Grassmarket, о тех изменениях, которые произошли в нем в послед¬

нее время); она заранее подкрепляет предполагаемые доводы соб¬

ственными впечатлениями, а не «со слов других» (I was coming

down... today), делает общие заключения (it's quite nice just now), со¬

поставляет с тем, что было раньше (it's always had the antique shops),

и приходит к выводу о благоприятных переменах (but they're

looking... become a bit nicer); затем следуют новые кванты информа—^

ции (the fair down there too, on the left-hand side...); чувствуя, что она

ошиблась, поправляется (an open-air market—»- er not an open-air

market it's an indoor market), использует типично разговорную поли¬

функциональную вставную конструкцию you know, которая в дан¬

ном контексте служит не только «смягчителем» регистра (а

"softener"), но и апеллирует к слушателю, как бы ища у него сочув¬

ствия. Между тем, грамматическое оформление дискурса отчетли¬

во обнаруживает расхождения с требованиями нормативности,

КЛЯ. !

С точки зрения традиционного синтаксиса подобные структуры являются нарушением нормы, свидетельством неадекватного вла¬дения литературной речью. Именно с подобным построением ре¬чи у учащихся ведут борьбу школьные и университетские препода¬ватели грамматики. Однако описываемые структуры нормативны. Они соответствуют требованиям, предъявляемым к неподготов-ленной литературной речи. Анализ «заскобочного» коммуникатив¬но-прагматического содержания указанного фрагмента позволяет прийти к адекватному пониманию не только того, что хотел сказать говорящий, но и составить некоторое представление о нем (в дан-

ном случае — о ней), о ее речевых интенциях, настроении, возрасте и других составляющих межличностного контакта. Поэтому опи¬сываемые структуры могут быть «пустыми» или десемантизиро-ванными лишь с точки зрения Standard English grammar, в разговор¬ном дискурсе они несут существенную функциональную нагрузку, являясь, в конечном счете, отражением внутреннего психологиче¬ского состояния говорящего, вступающего в неподготовленный ре¬чевой контакт с собеседником.

Предписывающие грамматики нередко квалифицируют вариа¬тивные грамматические структуры SECE, соотносимые с аналогич¬ными структурами MESE, как «ненормативные» и даже ошибоч¬ные. Подобное утверждение можно встретить, например, в грамма¬тическом справочнике "Fowler's Modern English Usage" (1986: 708) от¬носительно разговорного who, употребляемого вместо whom (как в предложении: Who did you hear that from?), и, соответственно, отно¬сительно местоположения предлога (from whom или who ... from). Между тем, указанные вариативные конструкции типичны и впол¬не нормативны в системе правил SECE. Другое дело, когда вместо фразы I haven't seen anything используется конструкция типа I ain't seen nothing, относящаяся к внелитературному просторечью. Появ¬ление подобной фразы в ходе речевого контакта на фоне литера¬турной речи сигнализировало бы либо о том, что говорящий —но¬ситель социального диалекта, либо о преднамеренном этико-сти-листическом снижении речи образованным человеком с целью со¬здания иронического эффекта.

Конечно, существует категория людей, безупречно владеющих речью, в том числе и неподготовленной, в любой ситуации (так на¬зываемые fluent speakers), классическим примером которых, по свидетельству современников, был Оскар Уайлд. "My first meeting with Oscar Wilde was an astonishment. I never before heard a man talking with perfect sentences as if he had written them all overnight with labour and yet all spontaneous," — вспоминал Н. Ейтс. Однако подобный уро-вень владения неподготовленной речью является скорее исключе¬нием, чем правилом.

С точки зрения содержания высказывания уровень речевой компетенции (fluency) совершенно не обязательно связан с инфор¬мативностью, со строгой упорядоченностью сжатия и разрежения информации. «Гладкая речь», на постановку которой в классе пре¬подаватели тратят значительные усилия, нередко бывает малоин¬формативной, а если к тому же она выдерживается в монотонном ключе (narrow pitch band) или, наоборот, в «патетической» тональ¬ности с высоким уровнем громкости, она не стимулирует непри-

нужденный речевой обмен. По остроумному замечанию американ¬ского лингвиста, шимпанзе потому и не умеет говорить, что «его пытаются учить гладкой обдуманной речи». «Экание», хезитация и пр. — нормальные, хотя и не всегда желательные атрибуты SECE.

Главные формально-содержательные синтаксические (дискурс-ные) особенности SECE, между тем, органически вытекают из са¬мой природы непринужденной, неподготовленной, недостаточно продуманной литературно-разговорной речи, которая, как правило, отличается, с одной стороны, некоторой рыхлостью структуры, по¬вторами и дублированием элементов смысла (структурно-смысло¬вая избыточность), с другой — некоторой недосказанностью, огра-ниченностью используемого языкового репертуара, «прозрачно¬стью» денотации и коннотации, поскольку все это компенсируется конситуацией, микро- и макрообстановкой высказывания (струк¬турно-смысловая компрессия).

Противоположные тенденции, лежащие в основе манифеста-ции ЛРР, и SECE в частности, а именно: стремление говорящих к избыточности и компрессии, к «экспликации» и «импликации» вы¬сказывания (по Ю.М. Скребневу), к стереотипизации и импровиза¬ции (Е.А. Земская и др.), скорее являются полярными, экстремаль¬ными параметрами. В реальных речевых актах они не всегда от¬четливо проявляются: между ними прослеживается целый набор промежуточных образований, а тендеции к избыточности и комп¬рессии сосуществуют в рамках одного и того же дискурса, это иллю¬стрируется следующим примером:

А: I'd love to come but — tuh + I'll be down at Milliard all weekend.

B: At Milliard?

A: Vknow Milliard space Lab in London. We're + we're in the middle of a sort of a + experiment there.

В: A sort of experiment?

A: Yes, yknow they've launched this orbiting observatory carrying there grazing incidence + uh + X-ray telescopes + and this weekend + uhh + some important data from a + ah + supernova's coming in...

B: Bernice will be very unhappy about it y*know don'tchu.

Пример характерен с точки зрения усложненных, неодномер¬ных проявлений компрессии и избыточности, типичных для ре¬ального речевого дискурса в отличие от подобных, сконструирован¬ных искусственно тем или иным автором учебника или научного трактата для иллюстрации выдвигаемых положений. В самом де¬ле, отвечая на приглашение В. на weekend, А. мотивирует свой вы¬нужденный отказ следующим образом: 'Td love to come but — tuh +

I'll be down at Milliard all weekend". Первая часть фразы (I'd love to come) строится в соответствии с правилами Phatic I, она стереотип¬на («вежливый отказ» — proposal/offer — gratification); вторая часть фразы также не нарушает правил трансакциального общения, хо¬тя, как следует из дальнейшего обмена репликами, смысловая ком¬прессия (at Milliard), рассчитанная на общность апперцепционной базы, оказалась необоснованной (см. echo question собеседника: At Milliard?). Следующая реплика А., наоборот, структурно и содержа¬тельно избыточна — фальстарт We're + we're плюс дейксис there, фактически повторяющий местоположение и название лаборато¬рии. Благодаря дейксису (we, there), широко используемому, в принципе, в ЛРР/SECE (поскольку он компенсируется параметра¬ми конситуации), данная реплика оказывается двусмысленной (по крайней мере, для нас), ибо из нее вначале можно было бы понять, что Л. входит в круг лиц, непосредственно причастных к запуску космического объекта; однако из следующей ремарки А. мы узна¬ем, что этим заняты другие люди —they've launched this orbiting observatory1. Что касается В., то для него, очевидно, эти смысловые нюансы несущественны, так как его в первую очередь интересует, примет ли А. приглашение на weekend. Вторая часть дискурса структурно напоминает первую: вновь смысловая компрессия плюс индикатор приблизительности (approximating hedge) a sort of побуждают В. просить собеседника о расшифровке понятия «экспе¬римент» (echo question). И вновь проявляется структурно-смысло¬вая избыточность (yknow, uh, uhh, ah, this weekend). Завершающая реплика В. содержит разговорные компрессивы /know, don'tchu (don't you).

Следовало бы уточнить роль и удельный вес в SECE стереоти-пизированных, клишированных словосочетаний и структур. Иног¬да в рассуждениях на эту тему у некоторых лингвистов проскальзы¬вает мысль о «насыщенности» ЛРР подобными единицами (и, со¬ответственно, о «высокой степени предсказуемости» следующего отрезка высказывания). Вероятно, эта проблема должна рассматри¬ваться дифференцированно. Наши наблюдения подтверждают вы-сказывавшееся ранее положение о том, что в некоторых видах SECE, например, в Phatic I, стереотипизация функциональна, по-скольку правила речевого поведения и связанные с ними формулы приветствия, прощания, выражения благодарности и т.п. закрепле¬ны в общественном сознании носителей языка («клишированы»). В других видах и жанрах SECE ситуация иная. Можно проследить определенную предрасположенность к использованию тех или иных клише типа вводных включений (I mean, You know, Well, You

follow), в особенности у лиц с пониженным уровнем владения раз¬говорной речью (non-fluent speakers). Наблюдается стереотипизация синтаксических структур (прежде всего, эллиптичности и разного вида компрессии). Положение о насыщенности клише на уровне словосочетаний и высокой степени предсказуемости последующего фрагмента не находит подтверждения в нашем анализе значитель¬ного числа фрагментов реальной речи. Это подтверждают также на-блюдения М. Суона, который утверждает, что «большая часть вы¬сказываний (разговорной речи) не является конвенциональными речевыми реакциями на знакомые речевые ситуации» (Swan, 1985: 81). Мнение о частотности клише в ЛРР, вероятно, не в последнюю очередь, поддерживается некоторыми психофизиологическими особенностями восприятия и долговременной памяти: мы быстрее схватываем и прочнее запоминаем экспрессивно-окрашенные еди¬ницы языка. Следовало бы также акцентировать роль эллиптиче¬ских конструкций как проявление структурно-смысловой компрес¬сии в SECE. Конечно, эта проблема требует специального рассмот-рения. Здесь же представляется уместным следующее замечание.

То, что эллипсис органически связан с ситуацией высказыва-ния, общеизвестно, об этом говорится во многих языковедческих работах. Менее разработана существенная для разговорной речи проблема семантической емкости эллиптических конструкций, за видимой простотой (и даже примитивностью) которых порой скрываются большие потенциальные возможности для выражения глубоких обобщений, тончайших оттенков чувств и эмоций. Этим всегда умело пользовались и пользуются люди, превосходно владе-ющие родной речью: лингвисты, философы, писатели. Иногда эл¬липсис может быть доведен до гротеска, понять который оказыва¬ется возможным далеко не каждому, включая посвященных. В этом смысле нельзя не вспомнить о классическом примере ис¬пользования эллипсиса Бернардом Шоу, пославшим оригиналь¬ную восторженную телеграмму Корнелии Отис Скиннер — испол¬нительнице главной роли в его пьесе «Кандида» и получившим не менее оригинальный ответ от примадонны:

В. Shaw: Excellent — greatest! CO. Skinner. Undeserving such praise. B. Shaw: I meant the play. CO. Skinner. So did I.

Из этого обмена любезностями трудно понять, что фактически хотел выразить писатель, выдающийся художник слова, и как в действительности интерпретировала его первую телеграмму актри-

"са. Однако и за пределами подобных курьезов каждый из нас по собственному опыту может припомнить немало случаев, когда тот «ли иной эллипсис ставил нас, как собеседников, в затруднитель-ioe положение.

Выше, пытаясь обосновать наличие и функционирование такой енерализованной черты SECE, как разговорная тональность, мы 1роследили манифестации «разговорности» на традиционно иссле¬дуемых уровнях языка, не ограничиваясь при этом уровнем от¬дельного слова, словосочетания или высказывания, а уделив вни-Ьмание (насколько позволял объем лекции) анализу реального раз-эворного дискурса.

Между тем, подобная попытка идентификации ЛРР, связанная, прежде всего, с материальной формой, планом выражения, извест-шм образом побуждает к более широким обобщениям относи-1ьно плана содержания SECE. Это тем более существенно, что фундаментом речетворчества являются не формальные синтакси-*еские структуры, а структуры семантические. Анализ многочис¬ленных работ, относящихся к этой проблеме, на наш взгляд, позво¬ляет сделать некоторые гипотетические выводы, которые могут быть суммированы следующим образом.

1. Многие лингвисты (Кв. Кожевникова в их числе) усматрива-эт в качестве характерной черты ЛРР «неравномерное, колеблю-щееся сжатие и неравномерное логическое структурирование сооб-[щаемого содержания» (Кожевникова, 1985: 512). Эти явления про-1еживаются как в коротких, так и, в особенности, длинных выска¬зываниях. Приводимые выше примеры реальных речевых произ¬ведений SECE это подтверждают. Констатация этого факта важна  только сама по себе (поскольку служит дифференцирующим [фактором, отграничивая ЛРР от КЛЯ), весьма существенно понять [внутренние причины этого механизма. Убедительный ответ на [этот вопрос дается в том же труде Кв. Кожевниковой, которая под¬черкивает, что неподготовленной спонтанной речи органически [присуща импульсивность1 и «чем импульсивнее возникает выска-[зывание, чем больше оно мотивировано внезапно появившейся в [мысли говорящего ассоциацией, тем меньше обычно говоря-щий—при всех индивидуальных различиях — способен провести [иерархизацию важности сообщаемых фактов и их взаимосвязей, ■найти наиболее устраивающий его коррелят мысли, элиминиро-ать несущественное, логически соотнести элементы содержания и

Исключением служит размеренная речь уже упоминавшейся категории говоря-i так называемого оптико-графического типа.

выразить эту логическую соотнесенность» (там же: 512). Можно так¬же согласиться и с тем, что «конденсация и упорядоченность содер¬жания и не нужна», поскольку их недостаток не мешает взаимопо¬ниманию участников КА. Между тем, по нашему наблюдению, большинство речевых актов SECE может быть охарактеризовано в анализируемом аспекте, как находящееся где-то в «средней зоне», в промежутке между эксплицитной импульсивностью (формирова¬ния содержания) и размеренностью речи (линейностью формиро¬вания содержания). Конечно, холерикам и сангвиникам в большей степени, чем флегматикам, присуща импульсивность (эмоцио-нальность) речи, не говоря уже о стимулирующем влиянии темы, предмета сообщения. Вместе с тем, не следует, очевидно, сбрасы¬вать со счета и такие социогенные факторы, как этика речевого по¬ведения (владения родной речью), уровень образования, учет инте¬ресов слушателя, ситуация и пр., каждый из которых в реальном общении может стать своеобразным фильтром импульсивности (сумбурности) высказывания. Именно об этом говорят приводив¬шиеся выше примеры, свидетельствующие о том, что нередко го¬ворящий вынужден на ходу перестраивать высказывание, «обузды¬вать свою мысль» (по Кв. Кожевниковой), в известной мере упоря¬дочивать как план содержания, так и план выражения.

Импульсивность плана содержания разговорного высказыва-ния материализуется на всех уровнях языковой структуры и прояв¬ляется в потенциальной вариабельности однотипных языковых единиц (аллофонов, сегментных и супрасегментных фонем, алло¬морфов, лексико-семантических вариантов слова и отдельных слов, выражений, высказываний), а также паралингвистических компонентов (мимики, жестов, положения тела в пространстве, проксемии и т.д.). Это убедительно подтверждает наш собственный опыт спонтанного речевого общения, в особенности в тех случаях, когда «на выходе» коммуникативной цепи (со стороны говорящего) по тем или иным причинам создается эмоциональное напряжение (говорящий «переполнен новостями», возбужден, тема и предмет сообщения экстраординарны, имеется дефицит времени на пере¬дачу сообщения, которое говорящий считает важным и т.п.). При создании эмоционального напряжения «на выходе» (со стороны слушающего) импульсивность формирования высказывания (при прочих сопутствующих условиях) также не исключена, однако бо¬лее типична в этих случаях размеренная, взвешенная манера орга¬низации речи, вызываемая естественным стремлением говоряще¬го успокоить слушающего, снять излишнее эмоциональное напря¬жение и т.д.

2. Представляет интерес и проблема структурирования содер¬

жания высказывания в рамках SECE в плане соотношения более

или менее существенной информации и их иерархизации. Конеч¬

но, для основательного ответа на этот вопрос необходимы специ¬

альные исследования. Пока же представляется возможным конста¬

тировать наличие некоторых тенденций, подмеченных лингвиста¬

ми.

Наиболее общей тенденцией, проявляющейся в структурирова¬нии содержания разговорных реплик, является вынесение наибо¬лее существенной информации в начальные отрезки высказыва¬ния. Некоторое представление об этом дает следующий тривиаль¬ный пример:

(фрагмент непринужденной беседы двух молодых англичанок о «празднике костра». Б. рассказывает А. о большом костре, который разожгли дети в саду.)

В: ...all the + all the 'JOYS were +'JOY| + was + taken fOTJT of it for

'ME( be'cause it was + a|"HUGE" |4BONnRE| in a garden the 'size

of this tvROOM| + with big'HOUSES | allAxROUND| + and the

bonfire was  fright UNDER |     a big TREE with its leaves 'ALL

"DRY| ...

(Конец тонгруппы выделен крупным шрифтом; v / ' v — на-правление движения тона в ударных слогах;] — высокий подъем.) В. с интересом развивает тему, начатую А. Она увлеченно вспоми¬нает о событии, очевидцем которого была некоторое время тому назад. Развертывание высказывания осуществляется импульсивно, о чем свидетельствуют фальстарты (all the + all the), самоперебивы (\TOYS were + 'JOY + was taken VOUT), асимметрия синтагм и тон-групп, нарушение регулярности ритмо-акцентной структуры. Ин¬формационный фокус всего фрагмента f"HUGE" (*BONFIRE) зани¬мает положение, смещенное к началу высказывания (в 3-й тон-группе из 10). И хотя остальные компоненты (детали) описывае¬мой ситуации (небольшие размеры дворового участка, где был раз-ожжен костер, наличие других построек вокруг двора, неудачное место, выбранное для костра, и сухие листья на деревьях) сущест¬венны для воссоздания цельной картины, они играют вспомога¬тельную роль, лишь акцентируя главную мысль (пламя костра бы¬ло очень большим и этот факт не радовал взрослых, а наоборот, учитывая обстановку, внушал опасение: «как бы не произошел по¬жар»).

3. Вынос наиболее существенной информации в начало сооб¬

щения, как известно, является также типичной чертой кратких ин¬

формационных сообщений, в чем нетрудно убедиться, проанали-

зировав манеру подачи заметок в британских серьезных и массо¬вых … Продолжение »